истории
истории
Писать иконы — грех
Автор: Дарья Гога |декабрь 2016
Писать иконы — грех
Автор: Дарья Гога |декабрь 2016
Представьте себе творческого человека: актера, художника, композитора, танцора, писателя или даже журналиста. Когда мы представляем себе актера, то это Брэд Питт или Сергей Безруков, если композитор – то Иоганн Бах или Игорь Крутой, если художник – то Иван Айвазовский или Никас Сафронов. Но творческие люди далеко не всегда известны. Владимиру Линникову 65 лет, он живет в маленьком селе Купино Шебекинского района и, по мнению Дарьи Гога, не уступает признанным художникам в таланте и мастерстве.
Представьте себе творческого человека: актера, художника, композитора, танцора, писателя или даже журналиста. Когда мы представляем себе актера, то это Брэд Питт или Сергей Безруков, если композитор – то Иоганн Бах или Игорь Крутой, если художник – то Иван Айвазовский или Никас Сафронов. Но творческие люди далеко не всегда известны. Владимиру Линникову 65 лет, он живет в маленьком селе Купино Шебекинского района и, по мнению Дарьи Гога, не уступает признанным художникам в таланте и мастерстве.

Единственная духовность идеология

— С пяти лет я рисую маслом. Сейчас начинают с фломастеров. В школе любил уроки изобразительного искусства, и на первом же занятии решил, что нарисую памятник «Рабочему и колхознице». Я получил заветную пятёрку, и мой рисунок еще месяц висел в школе на доске почета с подписью «Ученик 5 класса нарисовал идеал и символ советской эпохи».

В школе не хотел расставаться с некоторыми книгами по живописи и ваянию, которые нужно было сдать в библиотеку. Даже вырывал листы с важной, как мне тогда казалось, информацией.

В 1968 году Владимир поступил в Харьковское художественное училище, но спустя год учебу пришлось оставить из-за болезни матери. Семье нужен был не художник, а кормилец, поэтому Владимир поступил в Волчанский техникум механизации сельского хозяйства. Сразу после учебы парня побрили и переобули: сердце принадлежит музе, а все остальное, как водится, Советской армии. Но и во время службы Владимир Линников не давал кистям высохнуть: разрисовал вестибюль части, писал огромные полотна на популярную тогда революционную тему, оформлял комнаты боевой славы, стенды, транспаранты, редактировал карты. В части Владимир нашёл не только широкое поле применения своим талантам, но и учителей:

От одного узнал, как создаются красивые декоративные шрифты, а другой разрешал ходить с ним рисовать пейзажи.
Единственная духовность идеология

— С пяти лет я рисую маслом. Сейчас начинают с фломастеров. В школе любил уроки изобразительного искусства, и на первом же занятии решил, что нарисую памятник «Рабочему и колхознице». Я получил заветную пятёрку, и мой рисунок еще месяц висел в школе на доске почета с подписью «Ученик 5 класса нарисовал идеал и символ советской эпохи».

В школе не хотел расставаться с некоторыми книгами по живописи и ваянию, которые нужно было сдать в библиотеку. Даже вырывал листы с важной, как мне тогда казалось, информацией.

В 1968 году Владимир поступил в Харьковское художественное училище, но спустя год учебу пришлось оставить из-за болезни матери. Семье нужен был не художник, а кормилец, поэтому Владимир поступил в Волчанский техникум механизации сельского хозяйства. Сразу после учебы парня побрили и переобули: сердце принадлежит музе, а все остальное, как водится, Советской армии. Но и во время службы Владимир Линников не давал кистям высохнуть: разрисовал вестибюль части, писал огромные полотна на популярную тогда революционную тему, оформлял комнаты боевой славы, стенды, транспаранты, редактировал карты. В части Владимир нашёл не только широкое поле применения своим талантам, но и учителей:

От одного узнал, как создаются красивые декоративные шрифты, а другой разрешал ходить с ним рисовать пейзажи.
После службы Владимир Линников окончил Харьковский институт и поступил в Днепропетровскую Высшую партийную школу при ЦК КПСС, стал заместителем парткома и секретарём партийной организации вплоть до расформирования СССР.

В юности я не позволял себе ни гулянок, ни разгульной жизни. Был настоящим партийцем. Во время учебы была только одна духовность – идеология! И она, как я теперь понимаю, сильно искажала взгляд на многие вещи.

Пока видят глаза

– Очень болезненно перенёс распад Советсткого Союза. С 1991 по 2005 я не сделал ни одного наброска. Однажды коллега предложил мне попробовать себя в роли учителя ИЗО – отвлечься от проблем. Я подошёл к делу основательно: во время уроков живописи старался научить детей основам этого сложного искусства: показывал, как правильно держать карандаш, рассказывал, как на холсте изобразить сосуд, как правильно наложить тени, чтобы рисунок заиграл и ожил. Спустя две недели я уволился. Тяжело было не только мне, но и детям. Существующая система образования в изобразительном искусстве не нуждается: отработки, контрольные, лабораторные, олимпиады... Но тогда я опять начал писать.
После службы Владимир Линников окончил Харьковский институт и поступил в Днепропетровскую Высшую партийную школу при ЦК КПСС, стал заместителем парткома и секретарём партийной организации вплоть до расформирования СССР.

В юности я не позволял себе ни гулянок, ни разгульной жизни. Был настоящим партийцем. Во время учебы была только одна духовность – идеология! И она, как я теперь понимаю, сильно искажала взгляд на многие вещи.

Пока видят глаза

– Очень болезненно перенёс распад Советсткого Союза. С 1991 по 2005 я не сделал ни одного наброска. Однажды коллега предложил мне попробовать себя в роли учителя ИЗО – отвлечься от проблем. Я подошёл к делу основательно: во время уроков живописи старался научить детей основам этого сложного искусства: показывал, как правильно держать карандаш, рассказывал, как на холсте изобразить сосуд, как правильно наложить тени, чтобы рисунок заиграл и ожил. Спустя две недели я уволился. Тяжело было не только мне, но и детям. Существующая система образования в изобразительном искусстве не нуждается: отработки, контрольные, лабораторные, олимпиады... Но тогда я опять начал писать.
Натюрморт Владимира Линникова "Раки"
Жена была против моего увлечения, постоянно спрашивала: «Куда мы денем все эти картины? Глаза себе портишь, да еще и на краски куча денег уходит!» А я никогда не брошу живопись. Так-то. Сейчас жена понимает, что это не просто какие-то картины – это вся моя жизнь, моё призвание.

Теперь мне недостаточно рисовать для себя. Хочу, чтобы люди увидели мои работы, оценили их, хочу услышать их мнение. Я постоянно учусь. Любому человеку необходимо постоянно учиться и никогда не завидовать. Я буду писать пока видят глаза.
Жена была против моего увлечения, постоянно спрашивала: «Куда мы денем все эти картины? Глаза себе портишь, да еще и на краски куча денег уходит!» А я никогда не брошу живопись. Так-то. Сейчас жена понимает, что это не просто какие-то картины – это вся моя жизнь, моё призвание.

Теперь мне недостаточно рисовать для себя. Хочу, чтобы люди увидели мои работы, оценили их, хочу услышать их мнение. Я постоянно учусь. Любому человеку необходимо постоянно учиться и никогда не завидовать. Я буду писать пока видят глаза.
"Рука руку моет и тянет"

Терпеть не могу авангард. Душа болит, когда вижу выставки современного искусства в Москве. Та же выставка Стерджеса «Без смущения», к примеру... Не понимаю, что это за новая культура… Настоящая живопись, тихо по-английски, уходит в историю.

Я не член союза художников, и никогда туда не пойду. Когда-то я решил привезти свои картины на продажу в недавно открывшуюся галерею. Прихожу, предлагаю им свои работы, а на меня никто даже внимания не обратил, только и делают, что носом воротят. Как узнал потом: мне нельзя продавать картины в этом салоне, так как я не являюсь членом Союза Художников России.

Художники из этого союза писать даже не умеют. Рука руку моет и тянет. В этом союзе только те, кто в входит в приближенный круг. Они только и делают, что пьют. Хорошо пишут там только два или три человека.
Черти на плечах

— Никогда в жизни не думал, что буду писать иконы. Изменилось всё 15 или 16 лет назад, тогда в с. Купино построили храм и попросили расписать его. Думаю: «Ничего там сложного и нет», – и сразу согласился. Но когда приступил к работе - начали дрожать руки. Не мог даже прямую линию провести. Чувствую такую тяжесть, словно черти сидят на плечах. Тогда я осознал, что не все мои грехи замолены, что давно не ходил в церковь и не исповедовался. И я обратился к батюшке за помощью и за защитой от нечисти.

Батюшка освятил моё рабочее место, почитал молитвы, я простил себе ошибки прошлого и решил опять попробовать писать. Стало намного легче, будто бы невидимый дух руководит моей рукой.

Многие друзья отговаривали меня от нового увлечения: «Это же великий грех! Ты вмешиваешься в загробную жизнь!». Да, в одном с ними соглашусь, писать иконы – определенный грех. Возможно, я навлекаю на себя и семью беды или тяжелые болезни, но отказаться от иконописи уже не могу.

В Советском Союзе затуманить сознание и создать армию послушных роботов-марионеток было проще простого. Сейчас всё иначе. Люди раскрепощены, мыслят, никому и ничему не верят, самостоятельны в своей жизни и работе. Уже не перевернуть мир и не возродить, того что было раньше. И самое главное – не надо было трогать религию.

По жизни я истинный партиец-фанатик, но после ухода на пенсию отношение к религии серьезно изменилось. Уверенно могу сказать, что силы свыше не вымысел. Мы этого не осознаём и тем более не понимаем, но существует два мира: реальный и потусторонний. Последний может прийти как во сне, когда человек расслаблен, не мыслит и не смешивает настоящее и потустороннее. Так и в шаге от смерти, на пороге загробной жизни. Не могу с уверенностью сказать, что жизнь после смерти – это сказка, обычная иллюзия. Но то, что в мировом сознании существует культ предка, поддерживающего человека по жизни – неоспоримый факт.


Владимир Линников:
"По жизни я истинный партиец-фанатик, но после ухода на пенсию отношение к религии серьезно изменилось".
Made on
Tilda